Рококо

Америка. Нью-Йорк. Слова для советского человека прямо какие-то всеобъемлющие. Попав первый раз в этот город, совершенно дуреешь - огромные небоскребы уносятся с чудовищной скоростью ввысь, стремясь пронзить небосвод своими вершинами. Небо расстилается низко-низко и далеко вширь, так что кажется, что ты где-то под колпаком. Ощущения нереальные. Солнце отражается в окнах небоскребов, ломая свои лучи причудливо изогнутыми формами, и они, отражаясь от одного здания-великана к другому, пробегают так целый квартал. На улицах полно желтых такси, которые вереницами деловито ползут по своим делам, словно муравейник проснулся на рассвете и тут же захлопотал, зашевелился и потек одной бесконечной струей навстречу солнцу. Американский люд различных мастей, вероисповеданий, возрастов и национальностей с белозубой улыбкой несется на работу, надеясь на ту Великую Мечту, которая в едином порыве и создала эту страну. Красочные витрины, огромные щиты рекламы, четко распланированные строгие линии улиц - все поражает человека, впервые очутившегося в этой эпопее будущего.

Попав сюда еще только на подходе к перестройке, я окунулась в этот нереальный мир с головой. После бедного и голодного СССР эта страна показалась мне тем местом, где сбываются все мечты, если только приложить к этому капельку усилий. Приехала я в Нью-Йорк по приглашению одного не очень хорошо знакомого американца. Хотелось попутешествовать по миру и посмотреть разные страны. Конечно, тогда мне еще не закрадывалась мысль о том, чтобы остаться здесь навсегда. Это было слишком смело, а прибитые коммунизмом, мыслить широко мы почти не умели.

Пожив у этого американца с месяц, я поняла, что надо искать себе другое пристанище - он явно не рассчитывал на то, что я задержусь на неопределенный срок. Питался он всегда в ресторанах, а дома еды не держал. Я не могла напрашиваться ходить ужинать с ним, потому что американцы платят каждый сам за себя, а просить его, чтобы он меня покормил, было стыдно. К тому времени, за отсутствием каких-бы то ни было денег, я целыми днями смотрела американское телевидение, сидя дома, и в один прекрасный момент поняла, что то, что говорит мне с экрана господин Президент, я прекрасно понимаю. Поскольку он наверняка не удосужился выучить русский язык (с логикой у меня вроде все в порядке), я сделала вывод, что теперь слегка секу в английском, а когда я поняла без перевода виртуозные идиомы Гарлема, - мои познания углубились еще основательней.

Надо было искать жилье. Подняв свои немногочисленные связи, я почти случайно познакомилась с человеком, который едва не стал причиной моего тихого помешательства. Но все по порядку. Милого пожилого афроамериканца звали Джим, и он был саксофонистом. Музыкантом он был неплохим и зарабатывал порядочно, так что предложил мне одну из своих комнат, скорее из сострадания или чувства авантюризма, чем из-за нужды в деньгах. Квартира, в которой он жил, состояла из двух квартир, разделенных обычной межкомнатной дверью и закрытой на замок, от которой у Джима был ключ. Дело все в том, что раньше эти хоромы были поистине огромными, где-то около двенадцати комнат, и их занимали миллионеры, - какая-то семья, погибшая на "Титанике". Я не знаю историю разделения этой площади на две квартиры, и, честно говоря, тогда меня волновало лишь одно - что я не останусь на улице без крыши над головой и без куска хлеба. Джим был очень забавным и любил мне покровительствовать. Я рассказывала ему о русских писателях и поэтах, гуляла с его собаками, убирала квартиру, - он прагматически кормил меня, покупал какие-то вещи и учил водить машину. В общем, жили мы душа в душу.

Соседнюю квартиру, примыкающую к нашей, занимал актер, достаточно востребованный для того, чтобы по полгода и более не появляться дома. Джим, обладая на свой собственный взгляд практической сметкой, решил купать собак в ванне этого актера. Каждую неделю мы открывали ключом (который почему-то у нас был) дверь, ведущую в жилье соседа, устраивали для собак помывочный день и тщательно купали их в роскошной ванне ничего не подозревающего хозяина помещения. Сначала мне это не очень нравилось, но потом я привыкла - ведь если это достаточно долго сходит с рук, то почему бы и нет?

Как-то раз, придя домой, я обнаружила в холле прелестное, старинное, почти королевское кресло в стиле рококо. Изогнутые перетекающие друг в друга линии подлокотников из светлого ореха с вырезанными на нем листьями, очаровательная акварельная обивка с розоватыми цветами и букетами по светло-зеленому гобелену в китайском стиле, грациозные, игривые завитки ножек - кресло было таким прекрасным и совершенным, что притягивало к себе взгляд.

- Джим, откуда это чудо? - спросила я.

- Тебе нравится? - ухмыльнулся Джим.

- Конечно.

- Это тебе. У королевы должен быть свой трон.

- Спасибо. Это так потрясающе. У меня просто нет слов.

Сколько я ни допытывалась, откуда это - Джим молчал.

Буквально через несколько дней в нашу дверь позвонили. Я была чем-то занята, поэтому слегка замешкалась в комнате, когда же вышла, то дверь была заперта, и никого не было видно. Я взглянула на Джима - на нем не было лица: он был весь белый (не смотря на природную темноту кожи), пухлые губы тряслись, и белки глаз стали казаться еще больше, чем были на самом деле.

- Что такое, Джим, кто-то умер? - спросила я, переполняясь заранее скорбью к утрате моего друга.

Джим покачал головой и промычал что-то невразумительное.

- Может воды? - он только досадливо потряс головой и опять издал очень странные звуки.

- Кто это был? - не теряла надежду на ответ я.

Наконец, после нескольких безуспешных попыток, ему удалось выдавить:

- Полиция.

- И что они хотели? - искренне удивилась я.

- Понимаешь, - сконфуженно произнес Джим, посмотрев куда-то вниз, по-моему, как раз на мой порванный носок из которого торчал большой палец ноги, - это кресло, которое так тебе понравилось, и которое теперь стоит в твоей комнате, оно, в общем, не наше. Оно: нашего соседа: я тут подумал: его все-равно никогда нет, а Алёне (это я) оно понравится: так перетащу-ка я его к нам: и вот: - тут он окончательно потупился.

- Да-а-а-а-а-а-а-а!? - произнесла я. - :а-а-а-а:ну-у-у-у-у:

- Да ты понимаешь, что теперь будет? - прорезался у меня, наконец, голос. - Тебя посадят в тюрьму, а меня ждет или тюрьма, или высылка в СССР и тюрьма там! Ты что совсем ненормальный?

- Ну, не сердись, Аленушка, - тихо, как побитая собака, попросил он. - Я же хотел тебе угодить.

- Господи, - зарыдала я, - что же теперь будет?

Через несколько мгновений тягостных раздумий Джим встрепенулся и радостно произнес:

- Я знаю, что делать!

И он посвятил меня в свой план.

Надо вам сказать, что из нашей квартиры шла лестница прямо на крышу, и мы часто там загорали, пили вино, смотрели по ночам на звезды. И вот теперь, по узкой винтовой лестнице мы потащили на крышу тяжелое массивное кресло, пронося его как раз мимо окон обокраденного соседа. Там еще возилась полиция, тщательно изучая место преступления. Сейчас я с ужасом думаю о том, что было бы, глянь кто-либо из них в окно. Слава богу, этого не произошло. Мы успешно перетащили злополучный антиквариат наверх, хотя я и не представляю как.

Только мы избавились от улик, как к нам в дверь опять позвонили. Вежливые полицейские прошли в коридор и попросили осмотреть квартиру. Мы, в прострации, согласились. Извинившись за беспокойство, наши визитеры краем глаза оглядели квартиру и через минуту ушли.

Я посмотрела на Джима. Его наморщенный лоб выдавал невероятную работу мысли. Наконец, его лицо просветлело.

- Вот что, - радостно произнес он, - надо его тащить назад, а то вдруг они заглянут на крышу, лестница-то только у нас, другие жильцы такого доступа на крышу не имеют, и тогда нас точно загребут. Как пить дать загребут. - И он хитро посмотрел на меня, вероятно ожидая аплодисментов за свою изворотливость.

- Джим, я не смогу. - отчаянно проскулила я, с ужасом представив себе эту картину.

В общем, следующие полчаса мы на цыпочках тащили этот трон с крыши обратно в дом, стараясь при этом слиться со стеной и не издать ни шороха.

Радостно переведя дух после завершения садомазохистских упражнений, мы стали думать, что делать дальше. В тюрьму, понятное дело не хотелось, обратно в СССР еще меньше, поэтому Джим решил все радикально: более чем:

В три часа утра, запершись в ванне, он со слезами на глазах пилил пилой и рубил топором уникальную коллекционную мебель и выносил ее по частям на помойку в маленькой авоське, совершая воровские перебежки от квартиры до помойки и обратно. Надо вам сказать, кресло он распилил практически мгновенно. Не знаю, откуда у него такие навыки и быстрота, но скорость смахивала на скорость кота Тома из моих любимых мультфильмов "Том и Джерри".

На сей раз, все окончилось благополучно. Полиция ничего не нашла и, наверно, это был один из самых загадочных случаев воровства.

Джим потом долго передо мной извинялся, и я его простила, но как вы думаете, смогла я и дальше жить рядом с такой бомбой замедленного действия? Правильно - нет. И мне опять пришлось искать себе квартиру.

Вернуться в раздел прозы


 Приглашаем посетить сайты 
Чарская Черный Саша Чернышевский Чулков Языков Сайт